Ревизия или переоценка?

О новых реалиях на Южном Кавказе и проблемах российско-армянских отношений дискутируют главный редактор "Вестника Кавказа" Алексей Власов и заместитель генерального директора ИАЦ МГУ Андрей Карпов (Санкт-Петербург). Ниже редакция сайта публикует полемический материал наших армянских коллег. Ждем ваших откликов в продолжение дискуссии.

Алексей Власов: Андрей, я бы обозначил проблему таким образом: в новых реалиях на Южном Кавказе осознают ли все участники "игры" свои "кровные" интересы или действуют ситуативно, в потемках, всего лишь пытаясь не отстать от быстро меняющихся обстоятельств? Моя позиция такова - идет переформатирование позиций, поиск новых точек опоры. И для ЕС, и для России, и для всех региональных сил. Наиболее остро этот процесс протекает в Армении, которая волей обстоятельств стоит перед двойным выбором - в контексте отношений с Азербайджаном и Турцией.

Андрей Карпов: Я внимательно прочел твой ответ Гранту Тер-Абрамяну и во многом согласен с настроением текста. Но, по большому счету, дискуссии не получится. Стороны не слышат друг друга и, боюсь, не услышат. Такие статьи, я имею ввиду армянского коллегу, публикуются не для расширения поля обсуждения, а как сугубо пропагандистский материал. С тем, чтобы постепенно сформировать новое видение темы - Россия, оказывается, вовсе не благо для Армении, а чуть ли не вселенское зло. Прототип "Америки для постсоветского пространства". Недаром и у Игоря Мурадяна прорывается признание: "К сожалению, в Армении, включая «политический класс», не исчерпаны идеалистические взгляды в отношении России. Следовало бы в качестве примера привести отношения между США и Израилем, когда на протяжении всей истории данных отношений Израиль борется с политикой своего стратегического партнера". Это и есть "новый взгляд", который может и не выражает мнение всей армянской элиты, но, замечу, что с такой откровенностью и последовательностью до сих пор не обозначался. Вот тебе и новый тренд.

Алексей Власов: В таком случае, насколько применима подобная аналогия к российской политике на Южном Кавказе и конкретно по отношению к Армении, в контексте взаимодействия между США и Израилем?

Андрей Карпов: Думаю, причина, по которой используются такие сравнения, вполне очевидны. Также как США одновременно «дружит» с Саудовской Аравией или, например, пытается формировать "особую" линию отношений с Египтом, так мол и Россия диверсифицирует свои риски, и помимо стратегического партнерства с Арменией, пытается активно работать и с Анкарой, и с Баку. Но ведь это совершенно иные геополитические реалии, совершенно иной исторический бэк-граунд, который никак нельзя привязать к формату отношений между Тель-Авивом и Вашингтоном. Все с точностью до наоборот. Как мне кажется, именно Ереван в последнее время выстраивает многовекторную политику (не без помощи диаспоры), включая в сферу своих интересов отношения и с Брюсселем, и с Вашингтоном, и с Анкарой, стараясь получить от этого максимальные бонусы и преференции. Когда мы говорим о многовекторной политике применительно, скажем, к Казахстану, мы понимаем, что эти вектора разновесны. На первом месте пока, слава богу, находится Россия, затем идет Китай и только на третьем месте Соединенные Штаты. А что касается государств Южного Кавказа, а в данном случае, мы конкретно говорим об Армении, то сказать, что эта разновесность присутствует и сейчас достаточно ярко выражена, наверное, можно, но только с определенной оговоркой. В ближайшие полтора-два года ситуация может измениться настолько кардинально, что говорить о сохранении прежних приоритетов именно со стороны Армении, а не России слишком оптимистично.

Алексей Власов: Что тогда говорить о ситуации, когда в некоторых постсоветских странах рассуждают о «недоработках» России по отношению к ее стратегическим партнерам… Все, на самом деле, с обратным знаком. И получается, что это национальные элиты тех государств, которые называют себя «стратегическим партнерами» и друзьями России (по крайней мере, часть элит) ищут для себя новые каналы для взаимодействия и одновременно с этим, вполне возможно, отдаляются от России, прикрывая это движение словами о сохранении стратегических приоритетов о дружбе, а иногда даже не прикрываясь этими словами, а наоборот, "педалируя" тему российского влияния как источника проблем и бед для региона.

Андрей Карпов: Думаю, что это все-таки не общая точка зрения, а применительно к Армении, это мнение только определенной части национальной элиты. Точно также как бы я не сказал, что азербайджанская элита абсолютно прозападна, скорее напротив, я вижу достаточно серьезный тренд, связанный с поворотом к России, хотя, возможно, пока в конкретных, достаточно ситуативных обстоятельствах. И здесь мы стоим перед очень серьезным выбором: как развивать наши отношения со странами не только Южного Кавказа, но и Центральной Азии, Беларусью, Украиной, так чтобы сохранить даже не влияние, а, я бы сказал, окна возможностей для развития конструктивного диалога с этими государствами. Все ли зависит от России? Настолько ли здесь сильно влияние внешних сил? Или все-таки оправдываются слова Модеста Колерова о том, что на постсоветском пространстве нет пророссийски настроенных элит, а есть только национально ориентированные силы, которые в зависимости от обстоятельств стремятся к тому, чтобы поменять правила игры, трактуя их в собственных интересах. "Восточное партнерство" многое объясняет.

Алексей Власов: Восточное партнерство, открытие границ, постепенное налаживание отношений между Москвой и Баку - все эти факторы и должны были (по идее) оказать влияние на настроение экспертного сообщества в Грузии и Армении. Но почему так сразу - "борется с политикой своего стратегического партнера"? Не слишком ли жестко? "В Москве своеобразный политический консалтинг", "в Москве серьезные проблемы с принятием внешнеполитических решений"....Наверное, нет смысла сохранять прежнюю риторику, но ведь и формы выражения новых позиций могли бы принять более смягченную форму, нежели у того же Тер-Абрамяна.

Андрей Карпов: Когда в Совете Федерации шло обсуждение программы "Восточного партнерства", один из участников дискуссии заметил, что проект ЕС может оказаться лакмусовой бумагой в отношении реальных приоритетов наших друзей по СНГ. Все вдруг стали стремиться в Европу. Нам надо понять, что за этим стоит. Позиция Беларуси и Армении воспринимается так болезненно, поскольку это наши наиболее близкие партнеры. Но, может быть, для начала определимся, что стоит за словами о "стратегическом партнерстве"? Нам нужна ревизия внешнеполитических активов. Нужно делать ставку на процессы, а не на людей или историческую традицию. Быть столь же прагматичными, как и наши партнеры. Принять как данность то, что нет постоянных друзей, а есть постоянные интересы. Об этом и пишут наши оппоненты. Да, их логика кажется нам проявлением неблагодарности. Но это не значит, что ее нужно игнорировать.

Российско-армянские отношения http://lragir.am/russrc/comments11650.html

Политические, военно-политические и даже экономические альянсы формируются весьма неэффективно, с большими затратами политических и временных ресурсов, испытывая множество ограничений. После распада советского государства и советского блока было немало намерений и попыток создать альянсы - как противовес тем или иным стратегиям и амбициям различных государств и угрозам. Это обусловлено несколькими факторами. Политические цели и задачи НАТО, как глобального и весьма респектабельного альянса, нивелирует альтернативные проекты, так как они неизменно относятся к альтернативным и, что стало синонимом – маргинальным. Тем не менее, ряд государств, так или иначе, возвращаются к идее создания альянса, против чего очень упорно и настойчиво выступают США и часть их союзников. Например, опасаясь перспективы возникновения альянса на Ближнем Востоке как между арабскими государствами, так и между Ираном и арабскими государствами с шиитским влиянием, США вовсе не одобряют декларативное и демонстративное создание, например, турецко-израильского альянса или альянса с участием Израиля и некоторых арабских государств, что могло бы вызвать противодействие.

Альтернативные альянсы в современном мире не могут не быть пространственно ограниченными, нацеленными на противодействие универсальным политическим стратегиям и нонконформистскими. Возникновение таковых альянсов привело бы к резкому снижению управляемости регионами, в которых политические и, во многом, социальные процессы стали бы непредсказуемыми. США решили проблемы нивелирования рисков в возникновении альтернативных альянсов в Юго-Восточной Азии, практически уже решили данный вопрос на Ближнем Востоке и сейчас пытаются устранить эту угрозу в Латинской Америке. В Восточной Европе более-менее серьезных попыток создания альянсов так и не произошло, а ГУАМ - это вовсе не альтернативный, а подчиненный альянс геоэкономического характера, созданный в специфических условиях и в определенных целях. То есть, политика США и их союзников в отношении альтернативных альянсов является элементом трансатлантической политики США. Любое развитие иного вектора в международных отношениях автоматически становится враждебным политике США и воспринимается как сигнал тревоги. Кстати, якобы формирующийся турецко-грузино-азербайджанский альянс ни что иное как прием «короткого поводка», создание данного альянса в действительности невозможно в принципе, и данная профанация имеет целью решение определенных задач, вмещающихся в геоэкономические проекты Западного сообщества.

Наряду с этой доктриной США, нужно отметить, что подавляющая часть государств Передней Азии вовсе не стремятся войти в альянсы, так как международные отношения столь сложны, что одни государства не хотят разделять проблемы других, даже дружественных стран. Например, Турция и Израиль, несмотря на тесное сотрудничество, не торопятся вступать в альянс, не желая усугублять свое положение и принимать дополнительные проблемы на свой счет. Нельзя не заметить, что дефицит альянсообразования в мире возник во многом в результате локализации и маргинализации социальных идеологий в мировой политике. С распадом коммунистической системы были утрачены и геополитические интересы многих наций.

Сигналов тревоги по этому поводу гораздо больше, чем может представляться. Главным сигналом на Востоке является вовсе не развитие «Организации Договора о коллективной безопасности» (ОДКБ), а российско-китайское военно-политическое сотрудничество, а на Западе – устремления ведущих европейских государств и влиятельных политических кругов в Европе, пытающихся деактуализировать и окончательно девальвировать НАТО. США и Великобритания предпринимают усилия по преодолению этих тенденций, что зачастую приводит либо к усилению противодействия, либо к усилению раскола в НАТО. Вместе с тем, США и их европейские партнеры по НАТО, испытывая принципиальные противоречия, находятся в фактических и институциональных договоренностях по поводу противодействия угрозам и неприятным тенденциям в Восточной Европе и в Евразии, что связанно не только с геополитическими амбициями, но и жизненно важными обстоятельствами по поводу добычи и транспорта энергоресурсов. Во всяком случае, если в целом в отношении отдельных государств Восточной Европы и Евразии между западными партнерами существуют некоторые расхождения в позициях между американцами и европейцами, то в отношении России, при существовании солидарности по одним проблемам, с помощью которых они могут влиять на Россию, сложился режим довольно жесткой борьбы. В ходе данной борьбы ведущие европейские государства и влиятельные европейские клубы выдвигают свои предложения, что совершенно не приемлемо для США. Аналогичные противоречия возникают и между США и Великобританией.

Именно в данном контексте следует рассматривать проблемы, которые возникают в отношениях между Россией и Арменией. Принимая во внимание данное кардинальное обстоятельство, следует отметить, что отношения между Россией и Арменией все более перестают быть самостоятельными (можно употребить понятие - независимыми).

Отношения, сложившиеся между Россией и Арменией, несомненно, носят вполне стратегический характер, насколько это возможно в отношениях между небольшим государством в нестабильном регионе и огромной ядерной державой. К сожалению, в Армении, включая «политический класс», не исчерпаны идеалистические взгляды в отношении России. Следовало бы в качестве примера привести отношения между США и Израилем, когда на протяжении всей истории данных отношений Израиль борется с политикой своего стратегического партнера. Понятие стратегического партнерства не вмещается в однозначные рамки и правила, и в каждом отдельном случае такого рода отношения имеют различное содержание. В настоящее время преодолены многие проблемы, которые несколько лет (вторая половина 1990-х годов и начало 2000-х) омрачали армяно-российские отношения. Происходила затянувшаяся притирка обеих сторон, в условиях незавершенного процесса формирования новых политических элит, осмысления международных и региональных политических условий.

Наряду со многими позитивными обстоятельствами, остается нерешенным в полной мере вопрос о политических консультациях и согласовании решений по внешней политике и вопросах безопасности. Может ли быть, в принципе, решен этот вопрос в отношениях между партнерами со столь разными весовыми категориями? Пока что больше аргументов в пользу того, что в ближайшее время эта проблема решена не будет. Если в отношениях между Россией и Арменией будет применяться порядок взаимных консультаций, то Россия окажется в весьма сложном положении, причем, не только в Южном Кавказе, но и в отношениях с Западным сообществом. Россия не могла позволить себе принять доктрину «приоритетов», отказавшись вполне от доктрины «паритетов». То есть, селективное отношение к государствам определенного региона не было традицией российского государства на протяжении веков, российская элита и политические проектанты не оказались готовыми к проведению такой политики, когда, делая ставку только на одно государство региона, России пришлось бы вести игру на принуждение к партнерству другого государства данного региона. Но для проведения политики «паритетов» необходимы многие политические ресурсы, которыми может пользоваться только гораздо более мощное государство. Москва не смогла вполне реализовать принцип «паритетности», даже когда существовал Советский Союз. Но в Москве сложился довольно своеобразный политический консалтинг, которые никак не может воспринять идею «приоритетов» во внешней политике вследствие своих личных и групповых интересов. Имеется мнение, что представления о том, что корпорации оказывают большое влияние на внешнюю политику России, является преувеличением, но в любом случае столь значительные средства не могут всегда и безусловно оставаться индифферентными к внешней политике. Вполне возможно, в Москве существуют проблемы с принятием внешнеполитических решений. Но главным фактором, который ограничивает применение практики политических консультаций, является стратегия США и Западного сообщества в отношении России и Евразии.

США и их партнеры проводят в Южном Кавказе, как и в Восточной Европе и Евразии, не просто политику «паритетов», они проводят весьма выверенную политику универсализма, когда происходит формирование идентичного, однородного, но не одномерного «поля», когда весь этот суперрегион включается в новые отношения, с новыми для него приоритетами и целями. Эта гигантская политическая и геоэкономическая экспансия не оставляет России степени свободы для выстраивания таких отношений со своими партнерами, которые могли бы вполне учесть их потребности в сфере экономики и безопасности. Распространенный тезис о том, что Россия до сих пор не имеет выверенной политики в Южном Кавказе, не отражает реальности. Россия всегда имела определенные политические приоритеты и последовательную политику в Южном Кавказе, которая включала многие инструментарии различного свойства, но ее место и роль в международной политике оказались столь неясными и мало предпочтительными, что она не могла добиться существенных успехов, или, во всяком случае, таких результатов, которые сама считала бы успехом. Происходит борьба за влияние атлантического и евразийского блоков, которые имеют противоречивые тенденции развития, и рассматривать отношения между Россией и Арменией вне этого контекста было бы заблуждением.

Вместе с тем, данные геополитические расклады не умаляют значения вторичных и третичных факторов в развитии процессов в российско-армянских отношениях.

В Москве получили употребление оценки, которые ставят под сомнение данные отношения и предвосхищают интеграцию и включение Армении в НАТО. Действительно, это весьма конкретный вопрос, и Россия не может себе позволить делать вид, что такой проблемы не существует. Но странным является то, что хотя политическое руководство Армении ежегодно делает заявления и пояснения о том, что Армения не ставит задачу вступления в НАТО, а среди политических деятелей страны нет людей, лоббирующих или проталкивающих эту идею любой ценой, нет и дискуссии по этому вопросу, а в Москве данные оценки все более усиливаются. Политические партии предыдущей правящей коалиции слишком усиленно были заняты ситуационными проблемами, чтобы иметь представления об отношениях с НАТО. В условиях отсутствия левого политического спектра, все же, сохраняются широкие левые настроения в стране, что также не усиливает стремление общества к вступлению в НАТО. В военных кругах, возможно, и возник интерес к НАТО, но стало понятным, что этот интерес проявляется к вооружениям и военному строительству, которое проводится НАТО. Скорее всего, в среде армянских военных имеются опасения оказаться в изоляции, так как в планах НАТО имеются задачи по расширению состава альянса. Вместе с тем, большая часть военных видит в ОДКБ реальную альтернативу обеспечения безопасности страны. В марте 2006 года в Лондоне была проведена «мозговая атака» при участии 12 ведущих британских военных и политических экспертов, по теме перспектив интеграции Армении в НАТО. По результатам данного обсуждения эксперты пришли к следующим выводам: важна вовсе не технология «входа» Армении в НАТО, а технология «выхода» из ОДБК и Договора с Россией. Парламентские выборы в Армении впервые прошли в условиях обсуждения вопросов отношений с НАТО, причем, под влиянием исключительно проблем выборов. При этом лишь у одного из российских аналитиков возникла мысль, что идея сотрудничества с НАТО будет демагогическим образом развернута именно в период парламентских выборов.

Армянское общество, несомненно, с интересом рассматривает НАТО как возможный источник безопасности, возможный партнер в решении определенных геоэкономических вопросов. Более или менее подготовленные представители политического класса рассматривают сотрудничество с НАТО как способ преодоления коммуникационной и институциональной блокады, но они и тем более армянские парламентарии и большинство членов правительства не имеют никакого представления, каким образом эта проблема будет решаться с помощью НАТО. Что касается масс населения, то имеют место некие «протестные» настроения в отношении России, которая блокирует северокавказское автодорожное направление, притесняет экономических эмигрантов и т.д. В целом, НАТО стало неким «мысом Доброй Надежды», за которым открывается то, о чем нет никаких четких представлений. В Армении достаточно внимательно и подробно отслеживают процессы, происходящие в отношениях между партнерами России по ОДКБ и Евразийскому экономическому союзу, когда возникают искушения многовекторности во внешней политике. События в белорусско-российских отношениях, и даже прагматичная политика Казахстана оказывает негативное влияние на умонастроения в Армении. Но наибольшим образом Армению беспокоят перспективы российско-турецких отношений, так как Россия имеет значительные интересы в Турции и в Азербайджане. При этом евроатлантические структуры сами по себе не стали «полюсом» для ориентации Армении, которая продолжает скептически относиться к ним и предпочитает строить более заинтересованные и доверительные отношения с США. Но ослабление интереса России к Армении связано далеко не только с попытками России сблизить позиции с Турцией, а с российскими интересами в более широком диапазоне внешней политики.

Видимо, понадобится некоторое время для того, чтобы понять, что чудес не бывает. Сначала это поняли европейцы, затем американцы, сейчас это суждено понять России и Армении. В политических кругах в Москве, включая и экспертные центры, все больше получают распространение идеи о том, что Армения не способна выполнять те функции и роли, которые связывались с ней в оборонно-стратегическом плане, что в большой мере связано как с геоэкономическими интересами российских компаний, так и с личными интересами самих политиков и экспертов. Данное отношение к Армении стало возможным в условиях крайней «экономизации» российской политики и ее политических элит. Вместе с тем, вследствие глубокой профанации, которая присуща элитам России, вопрос, есть ли альтернатива сотрудничества с Арменией на Кавказе, все еще не получил ответа. Нет также ответа на вопрос, какова роль Армении в противодействии иным стратегиям и угрозам в регионе.
Игорь Мурадян, Иравунк де-факто