Эбаноидзе читает Толстого

Отдельная фраза может по каким-то причинам засесть в голову на всю жизнь. Убедился я в этом на довольно романтичном примере. Как ни мучили нас в школе программными цитатами типа "Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз ...", или "бездонное небо над Аустерлицем...". Мне же запоминались совершено другие строчки, прочитанные в литературе "не по программе", или в тех же рекомендованных учительницей книгах, но на необязательных для зубрежки страницах. Например, нас заставляли учить наизусть первые несколько строф "Евгения Онегина": "Мой дядя самых честных правил...". Однако из пушкинского романа лично мне запомнилось: "Быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей" или "Блажен, кто смолоду был молод..."

Объяснить подобную избирательность памяти не просто. Думаю, дело в том, что литература больше воздействует на душу, чем на интеллект. А понять свойства души уже нелегко. Душа человеческая, как известно, - сплошная загадка. Мне повезло. В детстве я читал литературу, которую не проходили ни в школе, ни позже в вузе. По-особому относился с ранних лет к прозе кавказских авторов. Все же никто так здорово не напишет о Кавказе, как сами кавказцы. Мало знать жизнь этого края, надо его чувствовать всеми фибрами души. Лишь тогда писателю удаться передать самобытный колорит Кавказа. Пушкин, Лермонтов, Толстой, конечно, родились вдалеке отсюда. Но гении - это же исключение из правил. На Кавказе есть тоже гении, как и большое число удивительно талантливых литераторов. Я зачитывался многими, но по-особому относился к богатой грузинской литературе. Из современников близки были Нодар Думбадзе, Чабуа Амирэджиби, Гурам Гегешидзе. Роман Александра Эбаноидзе "Брак по-имеретински" я прочитал взахлеб уже будучи курсантом военно-политического училища. Теплая романтика деревни, симпатичные персонажи грузинских крестьян, остроумие героев, выразительные описания природы напоминали о детстве, бередили душу. Мудрость героев писателя Эбаноидзе подкупала своей простовато-очаровательной народной этикой, лично мне напоминала в тусклой курсантской казарме о другой, более настоящей, жизни.

"Брак по-имеретински" - роман со счастливой судьбой. Им зачитывались в Советском Союзе. Его перевели на 15 языков народов мира. Не так давно переиздали роман и в России. Я хорошо помню его сюжет, с удовольствием перечитываю многие сцены. Но только одна фраза, даже, если быть точнее, несколько предложений запали в мою память (или, точнее сказать, душу) навсегда. Эти предложения далеко не главные в романе, более того, они не основные даже в соответствующей его главе. Думаю, что при правке писатель и вовсе их мог их перечеркнуть или заменить какой-либо другой литературной находкой. И тогда я бы не был обременен этой памятью. К счастью, фраза осталась. Она имеет отношение к девушке, с которой молодой скульптор намеривался в деревне изготовить скульптуру для родного колхоза. Для этого он просит свою бабушку пойти к ее отцу за разрешением попробовать девушку в роли натурщицы. Бабушка в ответ взволновалась: "На что тебе сдалась его худющая дочь? Черная как турчанка Нинуца, прости господи! Я тебе такую девушку подыщу, что глаз не оторвешь!.. Ты лучше нашей Дареджан скажи. И отца уговаривать не придется, кликнешь через забор - она и прибежит. А какая девушка!.. Беленькая, кругленькая, как умытая репа".

Бабушка скульптора Ладо явно недолюбливала смуглых женщин. Я был категорически с ней не согласен, и даже не подумал о возможной дипломатической уловке с ее стороны. Эта недоброжелательность могла быть хитрым ходом с целью обратить внимание холостого внука на соседскую девушку Дареджан.

Удивительно, но с той поры, бросая взгляд на смуглых женщин, очень часто мысленно задавал героине Александра Эбаноидзе вопрос: "Почему же, уважаемая Теброне, вы так скептически относитесь к смуглым женщинам? А может быть, вы правы - это у меня непритязательный вкус?" До сих пор не могу и согласиться с ней, но и не в силах окончательно опровергнуть ее доводы. Просил даже знакомых женщин внести ясность в этот вопрос. Мне отвечали примерно так: всегда и везде ценились женщины-аристократки, не работающие на плантациях под палящим солнцем, предпочитающие изнурительному труду салонное времяпровождение. И все же, все же... вкус мне диктует другой вывод!

С романом я познакомился в сентябре 1980 года, с его автором Александром Луарсабовичем Эбаноидзе - почти через 28 лет после прочтения книги, зимой 2008 года. Во время первого же нашего разговора, я не мог не поделиться с ним давними размышлениями об отношении его героини-бабушки к смуглым женщинам. Александра Луарсабовича моя читательская избирательность не обидела. Вообще-то, он мог, конечно, рассчитывать на более содержательное обсуждение своего романа. Но оказалось, что с подобными чудаковатыми размышлениями он столкнулся не в первый раз. И они тоже были связаны с образом героини Нуцей.

- Один венгерский кинорежиссер, после прочтения романа мне сказал, что его очень впечатлила высокая грудь Нуци, - поведал мне Александр Луарсабович. - Но все дело в том, что в романе я не описывал эту часть тела девушки. Кинорежиссер самостоятельно домыслил ее образ, фигуру и упорно стал приписывать этот факт книге. Так мне и не удалось его разубедить.

Надо сказать, "везет" Александру Луарсабовичу на читателей. Я попытался ему доказать, что ценю роман не только из-за "женской темы". Помимо увлекательного описания грузинской деревни, романтики взаимоотношений молодых людей, роман привлек мое внимание и богатым русским языком. При этом я обратил внимание, что этот грузинский роман написан именно на русском языке.

Откуда у грузинского писателя столь роскошное чувство "чужого" языка? Я понял это, побывав в гостях у Александра Эбаноидзе. В свою московскую квартиру он пригласил меня, чтобы вручить новое издание романа "Брак по-имеретински". В кабинете, полном книг, рукописей и других дорогих писателю вещей, Александр Луарсабович обратил мое внимание на лист бумаги под стеклом его рабочего стола. Лист был заполнен трудно разбираемым почерком. Текст написан пером, при этом автор подверг его беспощадной правке. Так беспощадно правят в редакциях рукописи начинающих журналистов. Но этот текст, как оказалось, принадлежал не начинающему журналисту, а Льву Толстому. Гениальный писатель безжалостно правил сам себя. Это была увеличенная репродукция с его рукописи.

Человек, перед которым находится столь красноречивый пример титанической работы над словом, не может легкомысленно относиться к языку. Исписанный более века назад Львов Толстым лист бумаги, как я понял, по-прежнему воздействует на Александра Эбаноидзе. Лев Толстой своим примером принуждает грузинского писателя к кропотливой работе над словом. Такого редактора надо еще заслужить!