ПЯТЬ ДНЕЙ НА КАВКАЗЕ

Пока в СМИ обсуждалась годовщина вооруженного конфликта в Южной Осетии, обозреватель ВК пытался оценить ситуацию там, где война, по утверждению одних, уже закончилась, а по утверждению других, продолжается, приобретя другой, более скрытый, характер


О ЧЕМ ГОВОРИТЬ С РАМЗАНОМ КАДЫРОВЫМ

Группа журналистов Радио Свобода готовилась к командировке в Грозный тщательно. Поездка должна была продлиться два-три дня, но в редакции ее начали обсуждать за месяц. Ажиотаж объяснялся необычностью цели - мы должны были записать часовое интервью с президентом Чечни Рамзаном Кадыровым. На первый взгляд, ничего из ряда вон выходящего в этой беседе быть не могло, на «Свободе» часто бывают гости и более высокого политического уровня. Но особенность все-таки присутствовала – это была «выездная» беседа, своеобразный часовой поединок с Кадыровым на его поле. В гостях хочешь или не хочешь, но часто приходится думать о корректности вопроса. Довлел и психологический фактор. В нашей журналистской группе, состоящей из шести человек, не все ранее бывали в Чечне. Некоторые даже имели о ней поверхностное представление, могли судить о процессах только по газетным статьям и теле- радиовыступлениям. Все это, не исключая критичный настрой моих коллег к собеседнику, порождало у них опасения - а вдруг чеченскому президенту или кому-то в его окружении не понравятся вопросы, не возникнет ли у них соблазна учинить провокацию в «воспитательных» целях?

К слову, опасения коллег были небезосновательны. В моем личном «кавказском» опыте подобных эпизодов хватало. Помню перепалку в Черкеске, в июле 1999 года. На пресс-конференции новоизбранного президента Карачаево-Черкесии генерала Владимира Семенова, я задал невинный вроде бы вопрос: «Вас уже сравнивают с Джохаром Дудаевым, намекая на генеральское прошлое и сепаратистские устремления. Что вы по этому поводу можете сказать?» Президент-генерал отреагировал спокойно, найдя, насколько я помню, взвешенные аргументы против предположений о его сепаратистских замыслах. Мне показалось, что он даже бровью не повел, дискутируя со мной, а точнее с некими экспертами, на мнение которых я как бы сослался. Только некоторые местные журналисты болезненно отнеслись к моему вопросу. Они нарочито громко возмутились такими вольными, на их взгляд, политическими прогнозами. Какая-то пожилая дама даже прокричала с места: «А мы в это не верим!» Но президент КЧР продолжал отвечать в свойственной ему выдержанной манере, бросая на меня короткие и дежурные взгляды. Однако, как только он завершил ответ и переключился на другую тему, чья-то рука схватила сзади меня за рубашку и со всей силой дернула назад. Я стоял у распахнутой двери и через несколько мгновений оказался в коридоре с глазу на глаз с сухощавым человеком средних лет в сером костюме. В отдалении, у окна стола группа так называемых охранников президента, на вид – обыкновенные боевики. Лицо человека, схватившего меня за рубашку, дышало злобой. Подперев руками бока, он тихо прошипел:

- Это тебе за вопрос! Я всю жизнь положил на то, чтобы лидер моего народа пришел к власти, не смей его оскорблять!

- Успокойся, джигит! Если есть вопросы в обществе, их следует обсуждать. А ты вместо этого хватаешься за чужие рубашки! Думаешь, лидеру понравилась твоя выходка? Он ведь военный человек, своим эмоциям выхода не дает, - ответил я озлобленному человеку в сером костюме.

Но он и сам несколько поостыл, выпустив пар. Моим словам он, похоже, не внял, возможно, они его даже не заинтересовали. Эмоциональный человек протянул мне руку и сказал уже совсем другим тоном:

- Савику Шустеру (на тот момент директору московского бюро Радио Свобода – О.К.) привет! Ваше радио – отличное!

Мы расстались почти друзьями, хотя я всегда опасался водить дружбу с неуравновешенными людьми. Мне кажется, что их вокруг и без того излишне много.

Никто не мог дать гарантий, что подобного импульсивного и преданного «лидеру своего народа» человека не окажется рядом во время нашей беседы с Рамзаном Кадыровым. К тому же не до конца замиренная нынешняя Чечня все же – не сравнительно спокойная Карачаево-Черкесия десятилетней давности. Претензии к оппонентам в Чечне часто звучат жестко и бескомпромиссно. Хотя, согласно кавказским традициям, гость всегда от Бога, его надо хранить и опекать. Разве Рамзан Кадыров не кавказец? Примерно такие аргументы я приводил в беседе с одним из коллег. К чести группы, забегая вперед, подчеркну, что все мои коллеги в чеченской командировке вели себя достойно, вступая смело в разговоры с местными жителями, разъезжая по ночному Грозному, и, конечно, задавая президенту республики нелицеприятные для него вопросы.

Никаких консультаций по поводу содержания вопросов с нами вести не было надобности. К тому же на Радио Свобода это и не принято. Темы давала сама жизнь и, увы, в большинстве своем их содержание было печальным. В Чечне что ни день, то событие. Президент республики хвастает восстановлением Грозного и обещает в скором будущем добить остатки «ваххабистов». В чеченской столице среди бела дня убивают правозащитницу, велосепидисты-смертники атакуют милиционеров, а грозненский «Терек» приобретает за баснословные деньги иностранных футболистов, на стадионе, где погиб президент Ахмад Кадыров, проводят красочные спортивные шоу. Личность сегодняшнего президента, как и сама Чечня, противоречива и нестандартна. Тем больше появляется интереса у журналистов к нему.

- Рамзан с удовольствием отвечает на любые вопросы, какими бы жесткими они не казались, - заметил мой чеченский коллега и друг Казихан Ахмедов. - При этом Кадыров, говоря о серьезных вещах, часто смеется. Мне кажется, это своеобразная маска, за которые он прячет свою недостаточную образованность и неумение вести с приезжими журналистами беседу на равных.

- А если я спрошу, зачем он тратит деньги на скачки и футбол, когда в республике полно голодных и безработных людей? Обидится? – спросил я Ахмеда.

- Вряд ли. Скажет, что изыскивает неимоверными усилиями средства для того, чтобы люди не чувствовали себя ущемленными после войны. Почему, например, дагестанцы могут ходить на футбол и радоваться успехам своих футболистов, а чеченцы нет? На каждый ваш «неприятный» вопрос у него заготовлен свой «логичный» ответ. Заготовлен заранее, поскольку вопросы ему всегда задают однотипные.


ГРОЗНЫЙ НАЧИНАЕТСЯ С АЭРОПОРТА

Самолет прилетел в Грозный примерно в пять часов вечера. Южное солнышко обдало нас легким, слабеющим зноем. Пейзаж раскинувшегося неподалеку полого хребта таинственно напоминал о возможной опасности, но горящий на его склоне газовый факел придавал виду умиротворенно-производственный характер. Прилет московских самолетов – главное событие дня в чеченском аэропорту. В другие города из Грозного самолеты не летают. Все сотрудники аэропорта подчинены процедуре прилета и отлета двух самолетов «Як-42».

Досмотра личных вещей прилетевших пассажиров здесь практически нет. Пассажиров подводят с ручной кладью к решетчатым воротам, проверяют паспорт и предлагают дожидаться багаж уже за пределами летного поля. Через 20–30 минут к решетчатым воротам подвозят багаж, пассажиров маленькими группками вновь пропускают на летное поле. На выходе молодые парни в камуфляже ловко сличают номера бирок. Режим проверки в аэропорту Грозного гораздо либеральнее, чем во «Внуково». Однако таксисты - такие же навязчивые. При этом они готовы ехать куда угодно, даже если вы попросите отвезти вас обратно в Москву – наглядный признак безработицы.

Одного таксиста я спросил про возможную поездку во Владикавказ, другого – в Махачкалу, третьего – в Моздок. Во всех трех случаях получил твердое согласие и номер мобильного телефона. О цене здесь говорить, как в Москве, сразу не принято. Взаимоотношения людей на Кавказе подчинены особым правилам, наполнены, на первый взгляд, условностями, но на самом деле они имеют традицию и глубокое значение. Садясь в машину, это нужно учитывать. В данном случае, между таксистом и клиентом как можно дольше должна сохраняться игра во взаимную участливость, в которой водитель принимает на себя роль гостеприимного хозяина, а пассажир – благодарного гостя. Водитель как бы дает понять пассажиру, что только ради него бросил дела и готов помочь своему новому другу преодолеть любые расстояния. Эта игра сближает людей, она помогает в пути обоим. Водитель не чувствуют себя ущемленным извозчиком на козлах, пассажир же в условиях видимой доверительности адаптируется гораздо быстрее. Длительная поездка на Кавказе сопровождается обычно задушевной беседой, скрашивающей путь и сближающей людей.

В моей памяти после таких автопутешествий надолго оставались водительские рассказы, их лица, а трудности пути, наоборот, быстро забывались. Но не могу забыть злое ворчание внуковского бомбилы восьмилетней давности. Он согласился довезти меня и моих гостей из аэропорта до Коломенского, но в дороге посчитал, что предложенная нами сумма оказалась заниженной. Мысли по этому поводу бомбила стал высказывать себе под нос. Мои гости-кавказцы всю дорогу удивленно разглядывали ворчуна, но плату за проезд я все равно решил не поднимать.

Грозненский аэропорт в советские годы носил название «Северный». После прихода к власти Джохара Дудаева ему дали имя чеченского полководца и религиозного деятеля эпохи Кавказской войны XIX века Шейха Мансура. В 2000 году российские власти, взяв под свой контроль чеченскую столицу, вернули прежнее название. Но оно просуществовало семь лет, после чего чеченские власти решили именовать аэропорт просто «Грозный». На мой взгляд, название «Северный» не могло прижиться среди чеченцев. Оно подспудно порождало тяжелые ассоциации со сталинской депортацией - северные территории Казахской ССР, Сибирь, куда в теплушках в 1944 году повезли чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев.

Многие чеченцы по инерции и сейчас называют аэропорт именем Шейха Мансура. Воин и святой проповедник второй половины XIX века хоть и не мог иметь никакого отношения к авиации, оказался чеченцам ближе благодаря своему мифическому образу удачливого борца с огромной северной армией. Авиация она ведь тоже находится на границе мистики. Взлетая в небо, мы словно садимся на ладошку судьбы, с замиранием отдавая себя в ее власть. Кто не верит искренне в Бога, тот и боится летать на самолетах. Полет в небо может быть проверкой на прочность веры. И поездку в еще не совсем замиренную Чечню многие из нашей журналистской группы рассматривали как испытание судьбы.

В аэропорту «Грозный» группу встретил пресс-секретарь президента республики Альви Каримов.

- Запись программы с Рамзаном Ахмадовичем назначена, как мы и договаривались на завтра, но учтите, что она может состояться сегодня, - аккуратно предупредил он.

- Только бы в гостинице умыться и вещи бросить, - с готовностью ответили мы.

- Торопиться не надо. Отдохнете, примите душ, поужинаете, а потом я за вами заеду, - предложил Альви.

- Все это мы выполним, но боимся, что рабочий день президента к тому времени закончится, поскольку уже почти шесть часов вечера.

- Рабочий день Рамзана Ахмадовича никогда не заканчивается, - многозначительно ухмыльнулся Альви.

- Не ночью же нам записывать часовую программу?

- Думаю, что именно ночью и придется, - ответил пресс-секретарь, но уже без улыбки.

Наш разговор проходил на ступеньках здания аэропорта. Завершая его, обратили внимание, что среди нас не было фотокорреспондента Юры.

- Куда пропал ваш фотокорреспондент? – озабочено спросил пресс-секретарь. – Я же вас предупреждал, что надо находиться всем вместе!

Мы стали беспомощно разглядывать окрестности, думая как бы нам, после замечания Альви врассыпную отправиться на поиски фотокорреспондента Юры.

- «Десять негритят»… продолжение сюжета Агаты Кристи в Грозном, - нарочито загадочно шепнул я на ухо стоящему рядом звукорежиссеру Олегу.

- Что ты имеешь в виду? – не понял мою шутку Олег.

- Помнишь считалку «Десять негритят отправились обедать…», а заканчивается она фразой «и никого не стало»…

- Да ну тебя с твоими шутками! – отмахнулся звукорежиссер.

В это время из-за длинного металлического забора появился фотоаппарат с огромным объективом, а уже за ним через две-три секунды фотокорреспондент Юра.

- Поглядите, какой кадр я нашел! – радостно крикнул он нам. На экране фотоаппарата было запечатлено здание аэропорта с двумя симметрично расположенными вокруг главного входа цитатами: «Мое оружие – правда и перед этим оружием бессильна любая армия. Ахмад Кадыров» и «Единственным свидетельством патриотизма является поступок. Рамзан Кадыров». В углу снимка уместился огромный портрет Рамзана с медалью «Золотая Звезда Героя России» и Орденом Ахмада Кадырова. Здание угрожающе вырисовывалось на фоне заката. Аэропорт напоминал бастион в чеченских предгорьях, крепость Грозную в годы Кавказской войны XIX века. Ракурс был найден удачно.

Уже во время беседы с Рамзаном Кадыровым один из нас спросил молодого президента:

- Зачем вам так много своих портретов в городе? Они преследуют людей, начиная с аэропорта.

- Я не раз снимал эти портреты, клянусь Аллахом, - ответил Рамзан Кадыров. - Мне неудобно было, когда про меня что-то говорят, если мои портреты висят, самому противно это мне бывает! Зачем мне мои портреты? Я вас прошу, выйдите завтра, снимите все мои портреты и заберите себе…

Рамзан Кадыров, как и предупреждал меня ранее чеченской друг Казихан, сопровождал свой ответ заразительным смехом. Он почему-то не подумал, что нам его портреты тоже были ни к чему.


ДЖОХАР-КАЛА, ОН ЖЕ ГРОЗНЫЙ

Перед встречей с президентом Рамзаном Кадыровым я проехал по сегодняшней чеченской столице, сравнивая ее с той, которую увидел 11 лет назад, в промежутке между двумя войнами.

В разговоре с нами чиновники подчеркивали, что Рамзан Ахмадович очень занятой человек, работает чуть ли не круглосуточно. Это означало, что мы должны были быть готовыми отправиться к нему в любую минуту, причем куда скажут. Оставалась надежда, что этим местом станет кабинет президента, до которого от гостиницы «Грозный» добираться не более десяти минут. Ожидание мы скрашивали в гостиничном кафе с помощью жижиг-галныша. Это этническое блюдо коллегам навязал я. Мясо, галушки, чесночный соус… Они сами попросили меня указать самое популярное у чеченцев кулинарное изделие. Я выбрал жижиг-галныш, предупредив, что в кафе с белоснежными скатертями и с услужливыми официантами в костюмчиках, он может не показаться столь желанным, как в зимой в чеченском селе. Кто в холод и слякоть плутал по проселочным дорогам, промерзал в предгорьях, тот знает, что лучшего блюда в такие минуты нет. Жижиг-галныш способен одновременно насытить и отогреть, вернуть силы и продезинфицировать организм. А если еще чередовать горячую пищу со стопочкой водки… И если вам не надо ожидать приглашения к «совсем непьющему» президенту… Бутылки запотевшей водки поблескивали в стеклянном морозильном ящике, но мы отворачивали от них взоры, пытаясь компенсировать остроту вкуса изрядной долей чесночного соуса. В моем кофре лежала прихваченная в Москве бутылка «Абсолюта», но и она в итоге оказалась невостребованной.

- Неудобно как-то идти к президенту с чесночным запахом, - высказал опасение звукорежиссер Олег.

- Если ты скажешь, что наелся жижиг-галныша, президент тебя от радости только обнимет, - попытался его успокоить я, налегая на чесночный соус, возможно, в глубине души надеясь, что чеченский президент, исходя из запаха, захочет меня обнять крепче других.

Опасения мои в отношении главного чеченского блюда оказались не напрасными - коллеги отнеслись к нему равнодушно. В их тарелках нетронутыми остались лежать горочки остывших галушек, курятина, а главное – почти никто из них не насладился чесночным соусом, застывшим в пиалах. Они набросились на привычный шашлык. Это блюдо, получившее распространение по всей стране, уже трудно считать сугубо кавказским. В любом московском парке шашлычных не меньше, чем в центре Грозного или Владикавказа. Надо отдать должное коллегам, наводить критику в отношении не понравившееся им жижиг-галныша они не стали. Очевидно, дала себя знать почитаемая в здешних краях деликатность. Я замечал, что это качество проявляется у приезжих на Кавказе часто, особенно если они находятся в одиночку в компании разгоряченных местных жителей. В вечернем грозненском кафе деликатность моих коллег была тоже объяснима. Официанты – несколько молодых смуглых парней – с любопытством рассматривали каждого из нас, предлагая все новые блюда. В большинстве случаев они деликатно получали отказ.

Нам позвонили около десяти часов вечера, сказав, что микроавтобус «Мерседес» уже стоит у гостиницы. На сборы ушло не более пяти минут, после чего мы ехали по центру Грозного. Город на самом деле было трудно узнать, если до этого видел его до прихода к власти Кадыровых. Я же хоть и объехал его вдоль и поперек на своей «Таврии», но гораздо раньше, почти 11 лет назад, когда Грозный прежние власти республики называли Джохар-Калой (Город Джохара).

До начала второй военной кампании столица Ичкерии выглядела обветшалой и израненной. Сепаратистским властям сил хватало лишь на то, чтобы создать минимум жизненных условий на небольшом пространстве для себя. Басаев с Удуговым, знаю, жили вольготно, не испытывая бытовых неудобств. Жили в своих особняках. В центре города было полно многоэтажек с выжженными внутри квартирами, пустыми шахтами лифта, испещренными пулями стенами подъезда, буржуйками на этажах. С 1995 по 1999 год почти весь Грозный состоял из таких зданий. Люди обустраивались на пустых этажах в брошенных зданиях самостоятельно. В одной из таких девятиэтажек в центре города находился «офис главнокомандующего армией имени генерала Дудаева» Салмана Радуева. Офис представлял собой две полностью перестроенные соседние квартиры с модным тогда «евроремонтом». В большой совмещенной комнате стоял стол, два дивана и стулья вдоль стен – это был кабинет «главнокомандующего». За столом стояли необычные знамена с изображением волков, дорогая видеоаппаратура и кипы какой-то блеклой газеты, прославляющей Салмана. В кабинете, как мне здесь рассказали, постоянно толпились люди. Хозяин в это время любил находиться в соседней продолговатой комнатке, где перед мягким диваном стоял столик со всегда свежезаваренным чаем и большая миска сгущенного молока. Рассказывали, что после теракта и многочисленных операций у Радуева часто болела голова, а сладкое эту боль способно было притуплять.

Салман регулярно обзванивал местных журналистов, преимущественно тех, кто работал на российские телеканалы и западные СМИ, приглашая их на свои пресс-конференции. На одну из них в декабре 1997 года удалось попасть и мне. В те дни сообщалось о теракте на тбилисской набережной в отношении Эдуарда Шеварднадзе. Версий покушений на грузинского президента в СМИ строилось предостаточно. Событие оставалось в центре внимания российской прессы несколько дней. Радуев не смог обойти его вниманием. Собравшимся в офисе журналистам Салман четко, со свойственной ему полуулыбкой быковского Бармалея, сообщил:

- Теракт против президента Грузии Эдуарда Шеварднадзе подготовил я, а осуществили его в Тбилиси мои люди!

Эти слова успели записать телекамеры нескольких известных каналов, но вдруг в кабинет буквально ворвался тогдашний вице-премьер правительства Ичкерии, курировавший сферу культуры и СМИ, Ахмед Закаев. Он увел командующего армией в соседнюю комнату, в ту, где стояли чай со сгущенкой. Они проговорили около получаса, уж не знаю, прибегая ли к помощи сладкого. Затем Закаев вернулся к нам, сел за стол перед телекамерами и по-деловому, без лишних эмоций, изложил официальную точку зрения правительства Ичкерии на теракт в отношении главы «дружественной кавказской страны». Радуев сидел с ним рядом за столом, расплываясь в бессмысленной улыбке. К выступлению Закаева он добавил несколько бессвязных фраз о поддержке со стороны Тбилиси свободолюбивой Ичкерии и о тоннеле, пробиваемом в то время сквозь кавказскую гряду между Чечней и Грузией. О Шеварднадзе Радуев не проронил ни слова. Но оказалось, только в присутствии вице-премьера. Как только Ахмед Закаев, сославшись на занятость, покинул офис, Салмана опять понесло…

Столь резкие слова о Шеварднадзе я впоследствии не слышал ни от российских коммунистов, ни от звиадистов, ни от сторонников Саакашвили в ноябре 2003 года. Но, несмотря на старания главнокомандующего армией имени Джохара Дудаева, операторы уже зачехлили ведеокамеры и стали по одному покидать офис. Использовать подобные заявления Радуева в серьезных сюжетах, конечно, становилось все более проблематично – политический ресурс молодого чеченского полевого командира, остававшегося игрушкой в чьих-то руках до самой смерти, таял на глазах. Он смотрелся в своем черном одеянии Бармалея все более декоративно-комично в нелепом офисе, с бытовой видеоаппаратурой и волчьими флагами, среди полуразрушенных и обожженных многоэтажек, которые никто тогда, как складывалось впечатление, даже не собирался восстанавливать.

Делать это стали только после прихода к власти Кадыровых. Восстановленные кварталы города по задумке властей должны были вытравить из народной памяти нелегкий период войн и политического лиходейства. Вроде бы чеченским властям добиться этого удалось. Центральный проспект Грозного с бульваром (раннее он носил имя Ленина, а теперь – имя Ахмадхаджи Кадырова) почти полностью отреставрирован, отлакирован. На месте здания Совмина республики – грандиозная мечеть «Сердце Чечни», на месте президентского дворца Дудаева, а до этого здания обкома КПСС – памятник Ахмадхаджи Кадырову работы скульптора Зураба Церетели. Вокруг всего этого раскинулся аккуратненький сквер, усеянный сотней невысоких фонарных столбов, в темноте напоминающих о приморском парке в Сочи или Сухуми. Многострадальная площадь Минутка, от которой начинается главный грозненский проспект, ныне превращена в окруженную зеленным газоном дорожную развязку с хорошим покрытием. Серые советские многоэтажки-башни исчезли, на их месте по проекту азербайджанских архитекторов строят изящный торгово-жилой комплекс в красочном восточном стиле. В центре Грозного удалось создать атмосферу беззаботного южного города, которым руководит некий крепкий хозяйственник. Но фамилией грозненского мэра интересоваться в этом смысле не принято. На здании городской администрации висят два огромных портрета – Ахмадахаджи и Рамзана Кадыровых. Этим сказано все. А если у журналистов появляются вопросы, то у пресс-секретаря всегда найдутся на них ответы. Как, например, на наш вопрос перед выездом из гостиницы о том, где же сейчас находится Рамзан, его пресс-секретарь в свойственной ему непроницаемой манере ответил:

- Рамзан Ахмадович находится везде!

И после такого ответа, вопросов пресс-секретарю больше задавать не хотелось. Что, видимо, было ему и надо.


ГУДЕРМЕССКИЕ ЛЬВЫ РАМЗАНА КАДЫРОВА

Посмотрев на чеченскую столицу, московские журналисты отправились в резиденцию президента. Наш микроавтобус, не торопясь, проехал через центр Грозного. Позади остались мечеть, памятник Ахмадхаджи Кадырову, мост через Сунжу. Я понял, что путь наш лежит в направлении города Гудермеса. На его западной окраине не так давно для президента республики построили резиденцию.

О президентских резиденциях я имел смутное представление. Только однажды мне довелось побывать в одной из них - президента Северной Осетии под Владикавказом, но и то, находился я там не более получаса. Было это зимой 1998 года, после победы на президентских выборах Александра Дзасохова. До выборов он представлял республику в Госдуме в качестве депутата, а я служил его помощником. Как только Дзасохов стал президентом Северной Осетии, мы распрощались без всякого сожаления, имея на это, как мне кажется, довольно веские основания. Но удостоверение депутатского помощника я в чиновничьи архивы не сдал, продолжая держать его в ежедневнике, который однажды забыл на каком-то серьезном совещании с участием президента Дзасохова. Его обслуга увезла ежедневник вместе с бумагами в резиденцию. Каким-то образом я отыскал след забытого ежедневника и мне позволили за ним приехать. Проходя мимо унылых газонов с клумбочками, я поймал себя на мысли, что резиденция президента Северной Осетии, а в недавнем прошлом обкомовская дача, напоминала то ли больницу, то ли дом престарелых. Покидал ее с ежедневником в руке даже с некоторым облегчением, как обычно покидают дом страданий изголодавшиеся по вольному воздуху люди.

Но между двумя резиденциями разница оказалась большой. О доме страданий у Рамзана Кадырова вообще ничего не напоминает. Его владения похожи на зАмок, где на огромном пространстве размещаются ипподром, искусственные водопады, высокие копии горских сторожевых башен возле главных ворот, дворец президента, строящаяся помпезная мечеть и множество каких-то двух- и одноэтажных помещений с огромными спутниковыми тарелками на фронтонах и фасадах. Одно из помещений было по форме схоже с московским манежем, но в уменьшенном виде. Возможно, в нем находились лошади президента или его многочисленные автомобили. Говорят, где-то у Рамзана есть и зоопарк с экзотическими животными. Нам их не показали, поскольку был уже одиннадцатый час вечера, и, наверное, животные уже спали. Фотографироваться пришлось на фоне позолоченных львов, фигуры которых словно охраняют вход в президентскую резиденцию. У одной из позолоченных фигур стояла примерно такого же цвета бочка с квасом. Нам предложили его напиться, как бы возмещая квасом отсутствия чая, кофе, восточных сладостей. Любопытно, что впоследствии многих моих собеседников интересовало, чем нас угощал Рамзан в эту ночь. Говорю откровенно: квасом из бочки у ворот резиденции. Но лично мне угоститься так и не пришлось. Напиток оказался ледяным, я побоялся за свое горло, налил пол-литра в пластиковую бутылочку, да на следующее утро забыл ее в спешке в гостиничном номере. Но все это несущественные детали. Не за угощениями же мы приехали, в конце концов, почти на самый южный край России в теплую летнюю ночь! Нам хотелось побыстрее записать долгожданную беседу с Рамзаном Кадыровым и немного поспать перед отлетом.

- Повторяю, что Рамзан Ахмадович очень занят, так что придется его подождать в домике пресс-службы, - напомнил нам пресс-секретарь Альви.

Спрашивать, где именно находится Рамзан Ахмадович, на территории резиденции или ему надо сюда еще приехать, смысла не имело. Ответ был известен: «Рамзан – везде!» Мы покорно отправились в домик пресс-службы сквозь зеленную беседку с огромными фазанами. Птиц было много. Они сидели наверху, на железных прутьях. Я машинально ускорил шаг, стараясь не поднимать лицо кверху. Фазанам ведь все равно, когда справлять нужду, а мне не хотелось появляться во дворце президента со следами их очевидно обильного кормления.

На часах уже была полночь, а мы все смотрели на большом плазменном экране телевизора новости по популярному российскому информационному каналу. Новость в тот поздний вечер у телевизионщиков была одна – годовщина вооруженного конфликта на территории Южной Осетии. И сюжеты оказались похожими. Их повторяли каждые полчаса. Так, например, заявление главы Северной Осетии Таймураза Мамсурова на «круглом столе» во Владикавказе о сущности той войны, мы прослушали пять или шесть раз. Курить нам не рекомендовали, подчеркнув, что никто в окружении Рамзана Ахмадовича давно уже не курит и, тем более, не пьет.

В половине первого ночи сотрудники пресс-службы нервно засуетились. Стало понятно – приближается кульминация нашего визита. Значит, мы сидели в домике для некурящих и непьющих два часа не зря! Не прошло и пяти минут как нас повели в главное здание гудермесской резиденции, но опять – вот испытание! – сквозь зеленную беседку с огромными фазанами…

- Снимайте, пожалуйста, обувь на входе! – громко произнес Альви. – И не включайте аппаратуру до начала записи.

Войдя в просторный холл главного здания резиденции, мы застали разутого Рамзана Кадырова с кием в руках, бьющего по светлым шарам на изумрудном биллиардном поле. С другой стороны игрового стола находился его соперник – неприметного вида мужчина средних лет. Поздоровавшись кивком головы, он тут же потупил взор, давая понять, что на него вообще не следует обращать никакого внимания, дабы не оделять им главную персону. Рамзан был одет по-спортивному, в богатой клетчатой рубашке и в джинсах. Громко поприветствовав всех, он с каждым поздоровался за руку. Но кий не выпустил. Через полминуты он вернулся к биллиардному столу. За это время его соперник, воспользовавшись случаем, нанес, как я заметил, профессиональный удар по шарам, но они все же в лузу не попали, замерев от нее в нескольких сантиметрах. Мне показалось, что это обстоятельство ничуть соперника не расстроило, возможно, он даже испытал определенное облегчение. Рамзан сделал свой удар. Шары разлетелись в разные стороны, остановившись на большом расстоянии друг от друга и от луз.

- Собака! Точка, ру… - прокомментировал неудачу Рамзан. Было заметно, что эта неудача в сегодняшней игре для него не единственная.

Соперник президента вел себя осмотрительно. Одно дело забивать шары в лузы без свидетелей, а другое – делать это на глазах у группы московских журналистов. Соперник пытался показать игру красивую, но безрезультатную. Право вгонять шары в лузы он как бы отдавал президенту. Но тому явно не везло. Я подошел вплотную к биллиардному столу, пристально уставившись на его изумрудное поле, как наблюдают за чужим поединком в нарды. Рамзан еще раз прицелился и…вновь шар от его удара, описав странную дугу, бесцельно поскакал по полю.

- Собака! Точка, ру… - опять прокомментировал президент Чечни оплошность, словно пытаясь донести до своего зрителя мысль, что во всем сегодня виноваты шары, упорно отказывающиеся лезть в лузу.

«Собака, точка, ру» – эта фраза выдавала интерес Рамзана к интернету. В нем угадывался тайный поклонник виртуального мира. Фраза красноречиво говорила, на мой взгляд, что варварская вооруженная борьба для 33-летнего Рамзана остался позади. Кий в руках ему явно нравился больше, чем автомат. И длительное интервью ему давать, как мне показалось, не хотелось. Он не спешил расстаться с кием, словно школьник с футбольным мячиком, которого учителя пытаются загнать в класс на скучные уроки.

Но во втором часу ночи беседа все-таки началась. Она продлилась полтора часа в кабинете президента Чечни. На это время игру в бильярд пришлось прервать. Рамзан Кадыров выглядел бодро, по всей видимости, физические упражнения привели его в форму. Содержание нашей беседы широко было представлено в интернете, президента Кадырова в начале августа цитировали многие СМИ.

Ниже я привожу ответы президента на мои вопросы и отдельную короткую беседу, которая в российских СМИ не публиковалась.


РАМЗАН КАДЫРОВ ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОСЫ

Признаюсь, беседа с Рамзаном Ахмадовичем Кадыровым мне была малоинтересна. Для меня она стала всего лишь первым и обязательным пунктом северокавказской поездки, позволяющим перейти к другим встречам и дискуссиям, и далеко не в Чечне. Более того, часовой разговор с Кадыровым был нужен ему, а не нам, четырем журналистам, звукорежиссеру, фотокорреспонденту и видеооператору. Молодой президент Чечни стремится как можно быстрее поменять имидж полевого командира на цивилизованного политика, если уж не «отца народа», исходя из возраста, то, как минимум, «успешного менеджера». Российское общество почти убедили, что «чеченская война ушла в прошлое». Двадцать первый век требует новых правил игры. Людям предлагают забыть контртеррористические операции на Северном Кавказе и думать в основном о предстоящей сочинской Олимпиаде 2014 года.

Рамзан Кадыров пытается меняться вместе с общественным мнением в России. Без содействия прессы ему в этом деле не обойтись. Как нельзя кстати для Кадырова оказались и иностранные журналисты, вошедшие в нашу группу. Пресс-служба президента имела все основания сообщить общественности республики о том, что президент принял большую группу российских и иностранных журналистов! И отвечал на вопросы более часа. В итоге он лишний раз напомнил о себе, но уже с претензиями на политического аналитика. Журналисты тоже в накладе не остались - получили живые впечатление от общения с самым молодым главой самого сложного российского региона, посмотрели на условия его жизни и деятельности, увидели Грозный…

А вопросов было много. Ответы Рамзана по отдельности, на мой взгляд, не примечательны, важнее общее впечатление от них. Каждый, в этом случае, волен нарисовать портрет чеченского руководителя.

Привожу свои вопросы и ответы на них и несколько из тех ответов Кадырова, которые в российскую прессу не попали. Лексические и стилистические особенности моего респондента по возможности сохранил.

- Рамзан Ахмадович, через два с половиной года заканчивается ваш первый президентский срок.

- Ух ты…

- Ваши планы? Вы с народом советуетесь, что он говорит по этому поводу?

- Еще два с половиной года! Очень огромный срок. Я вообще об этом не думал. Вот сегодня я задумался (при этом Рамзан Кадыров засмеялся – Прим. О.К.)

- Кто, в вашем понимании, президент северокавказской республики - наместник центра или же, скажем, выразитель идей народа, его избранник?

- Я человек из народа, я патриот своего народа, я за свой народ жизнь отдам. Род Кадыровых доказал, что его люди отдают жизнь за народ, за государство. И мой отец отдал жизнь именно за народ. Я народный президент, но я служу, я чиновник государства российского. Кремль определяет будущее Российской Федерации, он идет в правильном направлении, и я подчиняюсь, полностью выполняю все намеченные программы. Мы служим и стараемся, чтобы больше получить от этого удовольствия для нашего народа. Ставленник, не ставленник… Если президент страны предлагает, парламент утверждает, я – чей человек? А если в душе? Если ты не патриот, если ты в душе не веришь в себя в первую очередь, если ты будешь смотреть, что скажет Кремль, и будешь отходить от народных решений, правильных решений…
Вот элементарный вопрос: народ Чеченской Республики два года назад был против игорного бизнеса – Кадыров взял и отменил его. Я собрал всех и сказал: «Вы сегодня портите жизнь населению. Общество сегодня от вас получает только вред. Давайте закрывайте. Лучше открывайте компьютерные классы, открывайте лучше маленькие кафе, интернет-кафе. Ну, придумайте что-нибудь другое, не игорный бизнес». Потом меня обвинялив том, что я чуть ли ни провозгласил негласно шариатское правление в Чеченской Республике. Нет, я исходил из того, что чеченцам нужно сегодня - в это время надо было запретить игорный бизнес. В России чуть позже запретили, а Кадыров раньше показательно сделал это. Глава субъекта должен принимать решения, в первую очередь, касающиеся того, что необходимо для народа. По Конституции можно уйти вправо, влево, можно обходить, и в итоге больше делать для государства, для народа.

- Рамзан, вы президент Чеченской Республики, вы примерно наш ровесник. Как складываются ваши отношения с…

- Я молодой! Что ровесник (опять смех – Прим. О.К.)?

- А мы тоже молодые люди. Как складываются ваши отношения с людьми другого возраста, например, с президентом Дагестана Муху Алиевым (бывший секретарь обкома КПСС)?

- Я не преподношу себя как президента, как их коллегу. Муху Гимбатович – уважаемый человек, аксакал. Я с ним всегда… Уважение к старшим – это для нас святое. Когда я с ним рядом, стараюсь угодить ему. Я молодой, он – наш аксакал. Я все предпочтения отдаю Муху Гимбатовичу.

- Я бы хотел затронуть тему Южной Осетии, российско-грузинского конфликта. Вы на стороне Российской Федерации были, да, Рамзан?

- Конечно (смеется).

- Естественно, восстанавливать территориальную целостность, как это пытался сделать Тбилиси, силовым методом – это, конечно, неправильно и не может быть поддержано нормальными людьми. Но есть мнение, что Российская Федерация таким же способом восстанавливала территориальную целостность на территории вашей республики. Как вы к этому относитесь?

- Хорошо, что Россия не отпустила Чеченскую республику. Если бы нам дали независимость,