20 лет драмы в Ходжалы

Известный тупик в переговорах по урегулированию карабахского конфликта привел к обострению дипломатических баталий, и как их результат, к усилению пропагандистского накала. Возможно, мой тезис станет предметом дискуссий, но Армения и Азербайджан схлестнулись в желании пролоббировать в третьих странах признание военных преступлений, соответственно, против армян в османской период в 1915 году, и против азербайджанцев в ходе штурма Ходжалы в период карабахской войны, в качестве геноцида. Очевидно, что обе стороны стараются дискредитировать позиции друг друга, при этом стремятся дезавуировать всякие сравнения. Таким образом, ситуация диктует необходимость выработать какое-то отношение к этой проблеме российского политологического сообщества.

Справедливости ради отметим, что азербайджанская работа по продвижению преступлений в Ходжалы в качестве геноцида разворачивается по принципу постфактум, вслед армянских усилий по криминализации отрицания геноцида армян. Возникает своеобразная матрешка. В глобальном масштабе Армения обращает тему 1915 года острием в направлении Турции, и по ходу дела, диаспора, «прокачивая» свои лоббистские механизмы, получает моральное удовлетворение (никаких финансовых дивидендов армянскому государству это не приносит, хотя вместе с тем формируется определенный рынок пропагандистских идей). Более локально, на региональном уровне, в контексте непосредственно карабахских дискуссий действует Азербайджан. Баку собрал доказательную базу по военному преступлению в Ходжалы (речь идет об обстреле мирного коридора в ночь на 26 февраля 1992 года в ходе которого было убито 613 гражданских, 1000 мирных жителей различного возраста стали инвалидами), кроме того собран внушительный объем исторических и криминалогических свидетельств по поводу массовых убийств азербайджанцев со стороны боевиков Дашнакцутюн в 1918 году в районе Губы.

Естественно обе стороны весьма жестко обвиняют друг друга в фальсификациях, бросая на контрпропаганду немалые средства. В принципе, российская политология стремится не касаться этой темы, понимая, что очень легко стать орудием пропаганды либо пасть жертвой промывания мозгов. С другой стороны, историки знают, что не существует фактов в «чистом виде». Это своеобразная «вещь в себе», которую необходимо интерпретировать: мотивы, предпосылки, последствия действий конкретных участников событий. Но нет никакого иного механизма интерпретации этих действий кроме твоей личной позиции, а она, к сожалению, субъективна по определению. Таким образом, круг замкнулся.

Есть ли позитивный выход? На практике многочисленных обсуждений с друзьями и коллегами в Ереване, Баку, Москве, Киеве, Астане, знаю, что собеседник в каждой столице пытается склонить в свою сторону. Достижение меры «объективности» возможно лишь если надеть маску отстраненности и не трогать «эти вещи» совсем. Но будучи выставлены в дверь, они заберутся в окно. Если ты работаешь со всей совокупностью политической практики соседей игнорировать эти сферы невозможно. Единственный шанс получить некое позитивное разрешение этой коллизии - сформировать интегральную позицию, что конечно не рядовая интеллектуальная задача.

Должен согласиться с коллегой Александром Караваевым, интегральная позиция по драматическим эпизодам истории возможна лишь в том случае, если выработан определенный политический ритуал памяти. Пусть противники не примирятся на официальном уровне, но будет подготовлен хотя бы чисто формальный институт для тех, кто может общаться и признать в другом часть правоты, в качестве элемента общей картины реальности. Апелляция к России как третейскому судье, как к ключевому общественному арбитру на постсоветском (евразийском пространстве) будет и никуда не денется со временем. Кроме того, Россия должна что-то делать и со своими «скелетами в шкафу».

Давайте посмотрим, какие вопросы по этой теме возникали в отношении России и внутри её социально–политического пространства. Украина, в особенности после 2004 года, активно лоббировала оценку событий голода 1932-1933 года в качестве геноцида против украинского народа со стороны большевиков. По подсчетам украинских историков, голод 1932-1933 годов унес жизни до 5 миллионов жителей Украины (российские историки дают меньшие оценки). В результате - одиннадцать государств мира признали Голодомор актом геноцида. Внутри России, негативная оценка сталинского правления сформировала мощную группу, требующую создания политического ритуала поминовения павших в репрессиях. 30 октября отмечается в России как День памяти жертв политических репрессий. Официальные лица государства выезжают на полигон в Бутово где в 1937–1938 годах было расстреляно 20.000 человек (всего там захоронено около 100.000 жертв террора, людей шестидесяти национальностей). В этом же ряду давно присутствует задача справедливой оценки уничтожения крестьянского сословия как геноцида против русских и украинцев. Речь опять же идет о миллионах убитых и искалеченных.

Политическая Россия неохотно вспоминает как ту «сталинскую», так и другую группу проблем из 1980-х годов советского наследия. Реакция понятна. В значительной своей части случившиеся трагедии не касаются новой России как государства, отвечающего за свою политику с конца 1991 года. Но также известно, что самоидентификация наций в странах СНГ конструируется как раз на тех точках истории, что оказались трагическими фактами развития советской системы. Соседи дают этому свою оценку, в то время как Россия молча игнорирует, считая малозначимым, либо умышленно антироссийским и конъюнктурным. Отсюда и «около официальное» мнение по этому поводу: обсуждать эти темы, или создавать политический ритуал поминовения жертв от 1930-х до 1980-х, вряд ли пойдет на пользу нормализации отношений, а скорее еще больше разъединит.

Распространенно и такое мнение, что масштаб Ходжалы, также как и других подобных эпизодов, в особенности в грузино-абхазском и грузино-осетинском конфликте, сильно меркнет в сравнении с вышеперечисленным «апокалипсисом». Следовательно, на эти эпизоды, России, не разобравшейся со своими проблемами, не стоит обращать много внимания.

Тем не менее нужно понимать, что разговор ведется не о масштабе преступлений и количестве жертв, не о наказании виновных (в ряде случаях ушедших в мир иной или неформально обладающих статусом неприкосновенности), а об отношении к погибшим людям. Сегодня как никогда снижена ценность человеческой жизни, снижена мера ответственности власти. Стоит задача загрузить в постсоветскую политику практику морального порицания и соответственного политического ритуала в отношении преступлений советского периода.

Безусловно, нагорно-карабахский конфликт (от истории размежевания границ автономии НКАО в 1920-х годах, до неспособности Кремля справиться с проблемой межэтнического насилия в конце 1980-х) относится к числу таких событий. Сейчас много пишут и рассуждают о современном этапе урегулирования этого конфликта, об усилиях российской дипломатии, которая пытается побудить стороны конфликта к ответственному диалогу, но, к сожалению, в стороне остается вопрос не менее важный и актуальный: «А как это сделать без гуманитарного, общественного диалога?».

Последняя трехсторонняя встреча президентов Медведева, Алиева, Саргсяна послала сигнал о необходимости интенсифицировать общественный диалог. На днях по инициативе Михаила Швыдкого состоялась встреча делегаций дипломатов и лидеров общественного мнения Азербайджана и Армении при участии российской Общественной палаты. Это первый более-менее масштабный опыт после четырехлетнего перерыва. В 2007 году, подобные контакты, а именно поездка в Карабах и в Баку миссии азербайджанского посла в России Полада Бюль бюль оглы и его армянского коллеги Армена Смбатяна породила неоднозначные отклики прессы в этих странах - весьма жесткие высказывания, а в адрес участников встреч порой раздавались даже прямые угрозы. Но, по словам Михаила Швыдкова, они, безусловно, принесли важные результаты. «Было очевидно, что начался некий важный процесс человеческих контактов, способный повлиять на общественное мнение. Общества двух стран учились говорить друг с другом, понимая при этом, что речь идет не о решении сложнейшей проблемы азербайджано-армянского политического, военного и территориального урегулирования, а о создании той атмосферы, когда соседи попытаются расслышать друг друга».

Вернемся к главному вопросу – какова задача российских историков и политологов, занимающихся этой тематикой? Тысячи погибших людей, миллионные масштабы миграционных потоков между бывшими республиками СССР, неисчислимые материальные потери – вот та цена, которую заплатили народы, проживавшие в составе одного государства, за неэффективную и безответственную политику своих правителей. Многие события, связанные с эпохой распада большого государства, до сих пор остаются неизученными до конца. И это не просто проблема истории и историков, а, прежде всего, вопрос равнодушного отношения к этим трагическим вехам в нашем обществе, которое, к сожалению, в гораздо большей степени склонно забывать «черные» страницы из столь недавнего прошлого, нежели помнить об этом, чтобы извлечь уроки и не повторять трагических ошибок в будущем. В конце концов, это наш гражданский долг и долг историков-профессионалов помнить эти эпизоды. Гражданский долг – потому что мы, в данном случае я говорю о России, стремимся выступить в качестве модератора урегулировании тех многочисленных конфликтных ситуаций, которые еще сохраняются с советских времен.

Но коль скоро, мы не можем выработать политический механизм завершения конфликта, мы могли бы попробовать создать технологию гуманитарного примирения. Но на практике часто видим обратное: желание подменить серьезный и ответственный разговор о политическом ритуале памяти, расписными агитками, в которых используется лексикон, не допустимый для оценки тех событий, являющихся не просто фактом из истории современных Армении и Азербайджана, других новых государств, а имеющих самое прямое отношение к истории Советского Союза и России.